С гибельным восторгом

Во внешней жизни больших российских городов накануне крымского референдума не поменялось почти ничего. И, возможно, изменилось все в жизни внутренней.

Полиция оцепила площадь за несколько часов до. Машины не пропускали, припаркованные — удаляли. И вот как-то разом в пустое пространство перед Китайским торговым городом хлынула толпа, разворачивая транспаранты: «Святая Русь — Россия, Украина, Беларусь», «Путин прав. И точка». Люди шли нарядные, улыбчивые — обычные. Многих подвозили организованно на автобусах с табличками «Дети». Выгружающимся из них пенсионерам выдавали флаги. Фотографировались, обнимались.

За считаные минуты площадь забили под завязку — это тысяч 6—7. Такие скопления народа за последние годы образовывались по двум поводам — когда Красноярск протестовал против строительства ферросплавного завода и когда он шел поклониться Поясу Богородицы. Теперь те же добрые русские люди собрались одобрить войну. Вот что звучало со сцены митинга: «Мы еще посмотрим, кто из нас лучше стреляет. Мы всему миру показали, что мы сила… Пусть они нас боятся. Нам некого бояться. Мы чужого никогда не брали, но своего не отдадим. Мы за политику Путина, мы встали с колен, мы доказываем сейчас, что можем не только олимпиады проводить, но и кое-кому по зубам дать». И — рев поддержки.

О Крыме и «майданутых бандеровцах» ораторы вещали, вспоминая не что иное, как Брестскую крепость и Сталинградскую битву. И что-то я не заметил, чтобы хоть кто-то из слушателей скривился от омерзения, от очевидного морального диссонанса, от столь явного оскорбления памяти павших в той Великой войне. Как это вообще стало возможно, что люди принялись сравнивать свою собственную неумеренность в речах и обожании вождя и режима, свой диванный шовинизм, свои страдания по поводу «притеснения соотечественников» с Брестом и Сталинградом? Откуда повылазили эта неадекватность, конспирология, инфантилизм, аплодисменты призывам выявлять «внутренних предателей» — тех, кто против войны?

Вот что срывающимся голосом поведал председатель совета гражданской ассамблеи Красноярского края Алексей Менщиков (историк, кстати): «Мы все вместе, вся Россия, отстоим Севастополь от бандеровцев и их хозяев на Западе!.. В Сталинграде в августе 45-го (?!) говорили так: если не удержим свой берег, мы пропадем. Если не биться за тот берег — падет наш… Могу сказать о тех, кто в Москве и других городах говорит о том, что не надо нам никуда выходить. Это недостойные люди, если не сказать большего. Они, кто за корзину печенья, кто за банку варенья, пытаются говорить, что нам до этого нет дела. Давайте для них учредим общественную награду — орден «Почетный крест предателя первой степени».

Те же самые православные, что стояли к Поясу Богородицы, вымаливая здоровье детям и внукам, теперь молились о войне для них. Те же самые добрые бабки и тетки, что протестовали против воздвижения ядовитого индустриального гиганта, рассказывая друг другу о болезнях детей и внуков, теперь заявляли о готовности отправить их на гибель.

Это была не оруэлловская двухминутка ненависти, это были 12 минут ненависти. Так же внезапно все закончилось. Взрослые люди еще какое-то время не загружались в автобусы с табличками «Дети», весело гомонили и, как мне показалось, были вполне довольны, если не счастливы.

С повсеместного в Красноярске ржача и ерничанья по поводу формирования «добровольческого полка им. Пересвета» для отправки в Крым — эта идея тогда объединила пару десятков мужчин, так и не преодолевших кризис среднего возраста, — до многотысячной, сплоченной, агрессивной истерики в центре того же Красноярска прошло всего-то две с половиной недели. Людей будто подменили. Это временное умопомрачение, и оно пройдет? Или дальше будет только хуже?

Что произошло за эти две недели? Каков анамнез? В начале, когда в Красноярске набирали ополчение для защиты Крыма от «ангажированной и проплаченной евро-американскими хозяевами группы специально подготовленных наемников», все было понятно: этим занимались особенные люди, профессиональные патриоты — куда без них. Александр Александров, «ктитор-офицер воскресной православной семинарии корабельного храма святого преподобного воина Александра Пересвета», рассказывал, что цель новой Украины — воссоздание границ украинского государства от Чехии до Урала: «Бесконечная политическая свадьба в Малиновке пришла к своему заслуженному финалу, родила чудовищного неонацистского мутанта. А либеральная, прогнившая и коррумпированная украинская властная прокисшая структура проиграла промыслом божьим майданутым неонацистам, как в Германии 1933 года германская коррумпированная олигархия проиграла Гитлеру».

Председатель регионального отделения «Конгресса русских общин» Олег Емельяненко (когда-то он руководил красноярским отделением РНЕ, в 1993-м вторым по численности после московского, и оборонял тогда со своими бойцами Белый дом) заявил, что все в Украине завершится, как в 1945-м, — «знаменем славянского антифашистского фронта над Рейхстагом».

Председатель совета Красноярского регионального отделения партии «Родина» Вячеслав Александров — он тоже среди инициаторов «защиты наших украинских братьев от коричневой чумы» — напомнил, что в 1941 году именно сибирские полки переломили ситуацию в сражении под Москвой. А также заметил, что полк создается «и для внутренней мобилизации — мы знаем, что происходило два года назад, когда приходилось гасить возникшее пламя Болотной площади и предотвращать болотный вал».

Ну к этим товарищам вопросов нет, без них было бы скучно. И к их воззваниям, казалось, у народа выработан иммунитет. Да, к тому времени власти уже запустили пропагандистскую истерику, поднимая в народе стадные чувства и наиболее мерзкие типажи, но все же на митинг, организованный «Патриотами России» (в Красноярске это партия Быкова, теневого отца города 90-х, авторитетного доныне), собралось всего лишь около 80 человек. Прошло несколько дней — и вот многотысячная толпа.

Инициативу от маргиналов перехватил истеблишмент. Дело не только в телевизионном яде — на площади было полно студентов, предпочитающих зомбоящику интернет. И не только в том, что к организации ненависти привлекли власти и бюджет, не только в разнарядке, по которой собирали на площадь народ, свозили из районов и городов края — по разнарядке не заставляют аплодировать и орать что-то абсолютно безумное.

Горы книг написаны о таких переменах. Лучше прочих их отрефлексировали русские и немцы, с их самым богатым опытом за прошлый век. Вот приметы предвоенного времени от Петера Слотердайка, нашего современника: «народная воля к катастрофе», «утрата самоконтроля», «все возрастающее обобществление реакций», «смешение до неразличимости страхов за собственное существование и наслаждения от переживания катастрофы», «жажда драматизма в истории и отчаянная тоска по конфликту и настоящему столкновению»… «Главный психополитический симптом — сгущение общественной атмосферы, которая до невыносимости нагружается шизоидными противоречиями и амбивалентностями. В таком душном климате пышно расцветает скрытая готовность к катастрофе». Ее Слотердайк называет, обыгрывая выражение Эриха Фромма, катастрофильным комплексом. «Он свидетельствует о патологии коллективной витальности, в силу которой энергии живого вырождаются в симпатию к катастрофическому, апокалиптическому и театрально-насильственному».

Кажется, по той плотной толпе на площади перед Китай-городом гуляло то самое воодушевление, если не счастье, о котором пишет философ: «если все же поставить вопрос, когда в нашем веке был счастливейший час для европейских народов, то ответ на него может повергнуть в смущение. Тем не менее все признаки и документы говорят сами за себя. Поначалу феномен августа 1914 года ставит в тупик: то, что тогда переживали вступающие в войну народы Европы, историографы стыдливо называют «военным психозом», но стоит присмотреться пристальнее, как выяснится, что речь идет о неописуемых бурях аффектов, которые охватили массы, о вспышках ликования, национального умиления и волнения, сладостного обмирания от страха и опьянения надвигающейся судьбой».

А у нас есть на сей счет пушкинское «упоение в бою, / И бездны мрачной на краю». Бабелевская фраза — «гибельный восторг», спетая Высоцким.

Очевидно, это пышное патологическое умопомрачение так же неотвратимо, как чувство опьянения — если пить, не останавливаясь. Рассудок вернется только после того, как аффекты минуют и придет настоящая беда.

Когда, скажем, тот же Китай по нашему примеру тоже решится защищать соотечественников: мы писали о том, что недавно трех китаянок изнасиловали, убили и сожгли в Хакасии. Их родные недовольны приговором убийцам и требуют для них расстрела. России нечего им ответить. Из Хакасии китайских гастарбайтеров с некоторых пор выдавливают.