Я - католик
Весна 97-го года. Предпасхальная, по православному календарю, неделя. Предположим, четверг.
Я отработал утренний эфир на НТВ и понял, ничего еще не подозревая про свой диабет, что если немедленно не кину в рот какой-никакой пирожок, то поубиваю все человечество.
На первом этаже "Стаканкина", возле больших лифтов, в здоровенном коридоре, тогда торговали всяческими печеными вкусностями.
Я ринулся к тому столу...
А там - народа до кучи.
Поняв, что мне не выстоять, я обратился, как и положено, к первому человеку в очереди:
- Простите, вы не позволите мне купить один пирожок?
- Пожалуйста, - сказала дама, - но купите заодно и кулич: скоро Пасха.
- Спасибо, - ответил я, - но я свою отметил неделю назад. Я - католик.
- Ой, извините, - смутилась собеседница. - А я думала, что вы - христианин.
Мило, но неприятно.
Вполне образованное российское человечество так было одурманено и большевистским атеизмом, и официальным православием, причем - каждым в свой черед, что религиозный мир представлялся ему совершенно однополярной картинкой - нету ничего и нигде, кроме как в Православпроме.
Я родился некрещеным. По причине папиной откровенной партийности и маминой - на ту пору - абсолютной согласительности.
С папой.
Уже сын у меня родился. Под занавес шел мой третий десяток.
Однажды, отправляя маму с внуком на выселки - в пансионат, затеялся мой - тогда обыкновенный - скандал с мамой.
Он шел час, другой, и я вдруг очень реально представил себе: вот возьму сейчас чугунный утюг, который стоял на подоконнике, и проеду им по маминой крыше.
Потом - сяду. Может быть, прежде повешусь. Но утюг - возьму.
Кое-как я проводил их до автовокзала на Щелковской. Посадил в автобус.
И ринулся на Белорусский вокзал, чтобы удрать - в панике от примерещившегося ужаса - к друзьям в Вильнюс.
В ту пору никакие визы даже в кошмарном сне не могли присниться.
Покуда ехал в поезде, менее полусуток, тупо стоял в тамбуре, курил и приводил себя в порядок...
Именно тогда, в дороге от Москвы до Вильнюса, я понял... нет, точнее, я обрел понимание: если не хочу зла, если не хочу беды, если хочу ограничения собственной воли, а без такого ограничения моя жизнь превратилась бы в ад, а внутренний ограничитель уже показывал: выдыхаюсь, то мне необходим шлагбаум.
Хорошее немецкое слово... Очень полезный предмет... Но где я вам его найду?..
В Вильнюсе, как мне потом рассказывали друзья, я неделю не открывал рта. Меня кормили, поили, обихаживали, а я - тупо молчал, будто язык отрезали.
Я бродил по городу. Захаживал в церкви и костелы.
И однажды понял: я ищу, к кому бы приткнуться лбом...
Так случилось и позже, когда я первый раз в жизни приехал в Израиль. Отправился в Иерусалим. Подошел к Стене плача, заткнул в кирпичики записки, прислонился лбом - и вдруг понял, что мой дедушка был иудеем: меня пробила такая дрожь, какая не била ни до, ни после...
А между тем в Вильнюсе я стал временно работать великим князем Владимиром. Только для себя.
Я разобрался, что я - христианин. Я отчетливо признался себе, что мне не нравится дешевая церковь. И мне для общения с Господом нужен посвященный, а не избранный посредник.
Но и автокефальное православие меня не устраивало напрочь: оно было всегда с властью; всегда было с государством.
И еще: оно было практически все - в погонах.
И потом - не люблю я в храме стоять. Я в храме сидеть люблю.
И очень люблю готику. И не трогают меня застывшие плоскостные изображения. А вот Микельанджело, его "Страшный суд", а вот Леонардо и его "Тайная вечеря"...
Тогда я понял: мне нужен посредник, отделенный от властей. И такой, перед которым я бы встал на колени.
Перед Иоанном Павлом II встал бы...
И я пошел в собор Святой Анны, который Наполеон хотел увезти из Вильнюса на ладони. Подошел к ксендзу и попросил меня крестить.
Я католик совсем не воцерковленный. Иногда, и то за границей, я могу прийти в храм, помолиться. Очень редко - исповедаться. Один раз в жизни, в Риме на Рождество 1988 года, причастился. Поэтому я живу в России, будучи католиком, вполне свободно.
Но вот то обстоятельство, что Иоанну Павлу II в мою страну въезд заказан - меня не устраивает категорически.
Как и попытка превратить православие в чуть ли не государственную религию.
А по опросам ФОМ православными себя считают 58 процентов опрошенных, неверующими - 31 процент, принадлежат иным христианским конфессиям - 2, мусульманами - 5 процентов.
Но и два процента - это тоже люди...