Клоун Полунин и медичка Друбич неловко сближаются в рязановской сказке из лихих 90-х
22 года назад вышла первая постсоветская комедия Эльдара Рязанова «Привет, дуралеи!».
В 1995-м Рязанову попала в руки заявка на сценарий лирической комедии от не самого известного кинодраматурга Алексея Тимма. Эльдар Александрович в то время и сам подумывал о том, что недурно бы вернуться к своему коронному жанру «городской сказки», и в заявке Тимма он разглядел потенциал для создания именно такой картины.
Главный ее герой (и главный дуралей) – сорокалетний бывший филолог Юрий Каблуков (Вячеслав Полунин), в пореформенной России вынужденный зарабатывать мойкой московских памятников и по толком необъясненным причинам любящий ночевать на крыше, откуда периодически чуть не сваливается. Во сне он видит самого себя в качестве зажиточного дореволюционного офтальмолога Огюста Дерулена.
И вот Каблуков знакомится с бывшей библиотекаршей Ксенией Засыпкиной (Татьяна Друбич), ныне работающей в книжном лотке и делящей кров с псом Портосом. Выясняется, что окулист Дерулен был ее дедушкой, профессиональные навыки которого очень не помешали бы сегодня внучке: из-за прескверного зрения Засыпкина вечно спотыкается на каждом шагу и не может удержаться ни на одном рабочем месте…
Очкастая растяпа Ксения – единственная комедийная роль непрофессиональной актрисы Друбич.
Неизвестно, шло это от Тимма или от Рязанова, но ключевая коллизия «Дуралеев» вновь была фантастической. После инопланетных гостей в «Небесах обетованных» и посланцев из других измерений в «Предсказании» Эльдар Александрович обратил свой взор на переселяющиеся души. И если то же «Предсказание» начиналось с правдивых пророчеств цыганки, то прологом к «Дуралеям» стал вещий сон Каблукова.
Кинокритикам данный сюжет не показался – в нем увидели неловкое смешение «Огней большого города» (1931) Чарли Чаплина, где недотепа влюблялся в слепую продавщицу, и совсем недавних «Снов» (1993) Карена Шахназарова, где супружеской чете дореволюционных аристократов снилась постсоветская Россия, в которой их инкарнации влачили самое жалкое существование.
Как ни жаль, но возвращение Рязанова «к корням» после периода экспериментов действительно не привело к результату, на который так хотелось надеяться. Кажется, именно в середине девяностых всем стало окончательно ясно: Рязанов «уже не тот», и таким, как раньше, не станет, что раз за разом подтверждала каждая из последующих работ режиссера.