Великая победа и великое поражение

9 мая 1945 года стало днем великой Победы – неслучайно этот праздник самый популярный в современной России, и его не надо переименовывать в какой-нибудь «День весны и труда». Однако геополитические результаты войны, в конечном счете, оказались для страны неутешительными.

Те государства, которые в 1945 году вошли в советскую сферу влияния, оставались в ней только потому, что «попытка к бегству» жестоко каралась – венгры испытали это в 1956 году, чехи и словаки – в 68-м. При первом же удобном случае все они покинули советский блок и быстро оказались в составе недавнего «главного противника» — НАТО.

А ведь все начиналось совсем иначе. В 1945 году международный авторитет Советского Союза был беспрецедентно высок – Сталин стал идолом для многих людей, никогда не сочувствовавших коммунизму. Усатый вождь с добрыми глазами и в маршальском мундире был для них альтернативой «бесноватому фюреру» — символу агрессии и геноцида. Пожалуй, исключение составляли только Германия (по понятным основаниям), а также Польша и страны Балтии, которые испытали на себе всю доброту вождя еще в начале второй мировой войны и иллюзий на его счет не питали.

Что же последовало затем? Тоталитарный режим просто не был способен проводить разумную политику, которая могла бы закрепить политическое влияние на долгосрочную перспективу несиловыми методами. Так, как это в те же годы делали американцы, которые не только инициировали «план Маршалла», но и не мешали (и в ряде случаев аккуратно помогали) формированию плюралистической партийной системы в западной части Европы. Американцы понимали, что в странах с демократическими традициями нелепо ставить на сотрудничество с одной политической фигурой, сколько бы «проатлантической» она ни была. Надо взаимодействовать со всеми политическими силами, которые готовы к партнерству, пусть даже они не всегда удобны – лишь бы не работали на противников в «холодной войне (то есть не были коммунистами или их «попутчиками», нередко сотрудничавшими с советскими спецслужбами). Все же Европа отличалась от Латинской Америки, где США в те годы еще могли позволить себе ставить на «сукиных сынов» типа Сомосы (они полностью отказались от этого лишь к 80-м годам, продолжая поддерживать плюралистические системы).

Так американцы учились находить взаимопонимание во Франции с социалистами, которые до войны были союзниками коммунистов по Народному фронту. И именно при премьере-социалисте коммунисты были удалены из правительства. Было это в 1947 году, а вернулась компартия в исполнительную власть только спустя 34 года, уже в принципиально другой ситуации. В Англии США вели диалог с двумя основными политическими партиями, что определяло преемственность атлантической солидарности в течение всей послевоенной истории. В Германии США явно сочувствовали Аденауэру, но не мешали партийной деятельности социал-демократа Шумахера, который сыграл немалую роль в том, что в западной части страны какое-либо взаимодействие между коммунистами и эсдеками стало невозможным.

А что же Сталин, которого в России многие до сих пор считают мудрым политиком? Он начал насаждать советскую модель в странах, которые совсем не хотели ее принимать. В течение первых послевоенных лет были уничтожены всякие признаки плюрализма в Польше, где даже при Пилсудском существовал парламент. В Венгрии, где и при Хорти люди ходили голосовать за разные партии. В Чехословакии, в которой усилиями «отца-основателя» Масарика в межвоенный период существовала классическая демократия. И в других странах «советского блока».

При этом первоначально жестокой чистке подвергались все прозападные политические силы (напомним, что в освобожденной американцами Западной Европе компартия была запрещена только в ФРГ, да и то только потому, что не признала «боннский режим» — как только коммунисты согласились действовать в рамках Конституции страны, их легализовали). Многие активисты компартии оказались в тюрьмах, некоторые были казнены или стали эмигрантами. Затем настала очередь коммунистов, которые теоретически были «совместимы» с Западом – из-за высокого уровня образования или «буржуазных» связей: эти обстоятельства стоили жизни таким убежденным ленинцам, как глава чехословацкого МИДа Клементис и румынский член политбюро Патрашкану. Не обошлось и без преследования евреев – одновременно с кампанией по борьбе с космополитизмом в СССР (вспомним хотя бы «дело Сланского», организованное чехословацкими репрессивными органами и их советскими наставниками).

А в роли фаворитов оказались «сильные личности» — не слишком образованные, готовые к месту и не к месту цитировать товарища Сталина, достаточно фанатичные, чтобы проводить коллективизацию в странах с развитой частной собственностью на землю и заставлять ученых с парижским образованием штудировать гениальные труды академика Лысенко. И, разумеется, готовые беспощадно уничтожать не только «классовых врагов», но и недавних друзей. Такими были Ракоши, Берут, Готвальд…

И что же? Прошло несколько лет, и Ракоши едва унес ноги из Венгрии, а Берут избежал этой участи только благодаря своевременной кончине. «Мудрый» Сталин своими действиями добился того, что вопрос об отпадении от СССР стран Центральной и Восточной Европы был принципиально решен не в 1989 году, а несколькими десятилетиями раньше. И речь шла только о сроках.

И, в заключение, о том, что исторический опыт часто мало чему учит. Ставка на «сильную личность» сопровождала советскую политическую традицию вплоть до самого конца существования СССР: вспомним хотя бы Бабрака Кармаля и Наджибуллу в Афганистане. Советский Союз рухнул, но в Чечне сейчас вместо непростой кропотливой работы по созданию реально плюралистической политической системы федеральная власть ставит на очередного «сильного человека» — вначале на Кадырова-старшего, затем на Кадырова-младшего (несмотря на отсутствие в этой республике устойчивой традиции единоличного лидерства). Иногда легче изменить общественный строй, чем отказаться от стереотипов, даже если в свое время они изрядно себя дискредитировали.

Алексей Макаркин,
заместитель генерального директора
Центра политических технологий