О несчастных 13% Михаила Фрадкова
Правительство Михаила Фрадкова подошло к своей первой годовщине с эпохальным, но никому не интересным спором о том, можно ли удвоить ВВП, уменьшив НДС до 13%. Когда-то, при Михаиле Касьянове, мы обстоятельно обсуждали даже уменьшение ставки этого налога на 2%. Сейчас и его полная отмена не имеет никакого отношения к жизни страны.
Смысл произошедших изменений отражается в преданиях бизнеса о делах начальства. Рассказывают, что если раньше чиновник вымогал взятку со словами «какова цена вопроса?», то теперь он вопрошает: «каков маcштаб бедствия?». Если при желании налоговик может доначислить такое количество налогов и штрафов, которое может остановить предприятие или сменить его собственника, то не так важно, каковы текущие ставки налогов.
Если давать теоретически корректную квалификацию предложениям премьера, то придется рассказать о том, что при нынешнем объеме неформальных отношений в налоговой сфере даже значительные изменения в формальных правилах отразятся на проблемах бухгалтера, а не в стратегии бизнеса. Что в конкретном случае еще и вредно, потому что при уменьшении наиболее понятного и прозрачного налога (НДС) активность налоговиков будет смещаться в сторону налога на прибыль и социального налога, где теневой объем заведомо огромен, а значит, возможности для неформальных отношений велики.
Правильным первым шагом к реформе налогов и стимулированию деловой активности была бы организация формальной зоны неприкосновенности: конечного количества обязательств по налогам, выполнив которые данное конкретное предприятие будет уверено в том, что к нему не смогут прийти. Критерий успеха реформы таков: налоговик должен твердо знать, что его уволят, если он придет с претензиями на предприятие, в котором по понятным всем критериям степень ухода от налогов находится в рамках приличий. А чтобы критерии были всем понятны, надо делать ставку на наиболее прозрачные налоги, например, на НДС (его ставку поэтому можно при каких-то обстоятельствах и увеличить); надо каким-то образом подвести черту под прошлыми налоговыми годами; а по отношению к недостаточно легализованным налогам, типа ЕСН, должен быть неформальный критерий «приличности» (например, легальная часть зарплаты должна быть не меньше такой-то).
Иными словами, ситуация для бизнеса должна, начиная с некоторого уровня его прозрачности, быть предсказуемой и безопасной. Понятно также, что спрос с крупного бизнеса, среднего и мелкого должен быть разный. За материальный интерес государственных чиновников к малому бизнесу надо руки отрубать, у среднего бизнеса должна быть ясная зона неприкосновенности, по отношению к крупному бизнесу можно быть строже и спрашивать «по закону», но тоже должно быть понятно – олигархов мало, каждому из них можно и лично объяснить, каковы критерии неприкосновенности. А дальше уже думать о том, как крупные капиталы, созданные на базе советской промышленности, и бизнес вообще сделать приемлемыми в глазах общества.
Здравый смысл в правительственной дискуссии следует отметить не в позиции премьера, и даже не в понятных возражениях Германа Грефа и Алексея Кудрина, а в предложениях Александра Жукова по «налоговому администрированию». В частности, предлагается создать вертикаль контролеров за налоговиками, подчиняющуюся Минфину, куда предприниматель может пожаловаться в досудебном порядке.
Но и тут есть вопросы: это все не заработает, если не провести черту – зону неприкосновенности предпринимателя. Непонятно также, почему «служба налоговых расследований» должна подчиняться структуре, которая отвечает за пополнение бюджета, а не структуре, которая отвечает за экономическое развитие. Вообще эффективнее было бы использовать традиционную конкуренцию между силовыми структурами – «служба налоговых расследований» должна подчиняться конкурирующему ведомству и быть сфокусирована ровно на милиционерах и налоговиках-беспредельщиках, которые лезут к более-менее приличным налогоплательщикам. Но для этого им должна быть так и поставлена цель, чтобы ее нельзя было понять иначе.
Проблема, однако, в том, что это все противоречит реальной экономической политике, которая использует силовиков как раз для передела бизнеса. И многим было бы наплевать, если бы речь шла только об олигархах. Однако отъем ЮКОСа производится так, что этой же схемой («доначисления» налогов за прошлые годы по схеме максимизации налогообложения) можно воспользоваться против любого. И никто (видимо, намеренно) не сказал, что это «закон против ЮКОСа», а не закон вообще, позволяющий чиновникам всех уровней поживиться и поглумиться над бизнесом. И это делает правительственную дискуссию о налогах особенно беспомощной.
Смысл ситуации отражается в фольклоре и преданиях. Деятелей администрации президента правительственные либералы называют «кремлины» (почти как гремлины и гоблины). Работников же Министерства экономического развития и торговли "кремлины", естественно, называют "сМЭРТниками".
