Исторические корни скачек на Нефритовых Стеблях
Китайцы любят и умеют заниматься сексом. "Есть весь мир, а есть Китай!" - поговаривают разгоряченные зеленым чаем жители Поднебесной. Только здесь, в Китае, пенис нарекают Нефритовым Стеблем, влагалище - Экзаменационным Залом, а процесс самоудовлетворения не иначе, как Игрой на Флейте…
И только здесь, в Китае, живут настоящие императоры. Императоры, которые знают толк не только в философии Лао-Цзы, но и в профессиональном сексе, который здесь принято называть Искусством Любви.
…Один из таких императоров жил-был в Китае в XI веке до нашей эры. Звали умницу Чжоу Синь. Именно о нем историк Цыма Цянь писал: "У него было телосложение быка. Но при этом он имел гибкость тигра. Он выходил победителем из всякого боя. И он был победителем и укротителем женщин. Чжоу Синь содержал в своем дворце одну царицу, девять жен второго ранга, 27 жен - третьего. Его любовные желания выполняли еще 80 наложниц"
Чжоу Синь прославился на весь Китай своей ненасытной любовью ко всевозможным празднествам… в окружении многотысячной (!) армии очаровательных девушек, блудливых и страстных, как и он сам.
Чжоу Синь обожал поединки с дикими зверями. Но еще больше он любил шокировать собравшихся поглазеть на схватку. И делал он это весьма оригинальным способом - император Поднебесной озорной походкой прогуливался по арене в объятиях обнаженной куртизанки, восседавшей на его восхитительном Нефритовом Стебле. При всем при этом Чжоу Синь держал в одой руке знатный кусок мяса, в который он периодически впивался своими императорскими зубами; а другой рукой обнимал бокал с красным вином. Пока император жевал аппетитный кусочек мяса, то и дело запивая все это дело глотками лучшего вина, девушка лихорадочно скакала на Стебле императора, приводя в неистовство хозяина того Стебля, ликующую на трибунах публику и, конечно же, саму себя.
Вот они, старые и добрые половые традиции древнего Китая! К сожалению, история стыдливо умалчивает о том, сохранились ли подобные секс-ритуалы у современных вождей Поднебесной. Нам ничего не остается, как слепо надеется на лучшее.