Гадское Косово
Не везет. Хочется быть великой такой державой, могучей, державной, славься на славу и все такое. И желательно православие, монархия, народность, и чтобы борода а-ля Николашка, белые стяги, гимназистки с чепчиками, благообразные старцы, благословляющие и так далее, и чтобы за Русь Святую и во имя славянского единства.
И, как в тысяча девятьсот четырнадцатом, одним движением руки – и сразу на Мазурские болота, и плевать, что задохнутся в германском иприте славные русские сыны – зато славянская честь, братья-сербы, “уjединьене или смрт”, царственные дочки в госпитальной форме и чужие мундиры о русские штыки.
Но вот никак. Гадство какое. Как ни повторяй “великая, единая и неделимая” – а никак. Гаденыш с грузинской фамилией наплевал на двести лет единства и потребовал независимости. И не дать нельзя – хотя так просто перекрыть крантик. Истерик какой-то условия ставит – приходится газопроводы в обход тянуть, и ведь независимость, хоть ты тресни, и даже десант не сбросишь, сразу завопит европейское сообщество, строго пальцем погрозит – мол, что же ты, медведь российский, это же тебе не родных олигархов сажать, это же без пяти минут член и все такое, пусть и называется он непонятным словом “батька”, зато еврозоиды берет исправно и на размещение ракет согласен.
И славянское единство получается каким-то странным. Вроде бы уже указано было строго с высокой кремлевской трибуны, что никаких, и Сербия так же неделима, как и Россия – а не услышали младшие косовские братья, или, что еще хуже, услышали и проигнорировали. И по уму бы сейчас рыкнуть строго, нахмурить брови черные-густые да двинуть на непокорных дивизию-другую – но рык срывается на петушачий хрип, брови не отросли, а дивизии не двигаются – потому что страшно, потому что другие дивизии, куда как серьезнее, уже стоят у тех границ, и прав у них куда как больше, чем у когда-то грозных полосатых маек... И ведь не скажешь, что вся Европа – гады. Хотя и хочется.
И репутация падает, падает, падает... Приходится спешно перекраивать выражение мордочки, делать вид, что все идет по плану, что так и было задумано, что это на самом деле часть нашего далеко идущего плана, доблестная разведка десять лет напрягалась, дипломаты потели, стратеги стратегировали, и САМ руку к плану приложил, и то, что сейчас голубые – да не те голубые, а другие совсем – береты готовы войти и обеспечить, есть наше искренне и давно лелеемое желание.
А в глубине души стукает – ведь заграница... а ну как завтра такое же, да внутри? Хрен бы с ним, с Приднестровьем, отпустим – но следом ведь и Дагестан, Ингушетия, Осетия... а там, глядишь, и Дальний Восток с Сибирью... И, главное, легко – потому что прослабил, потому что попустил, потому что слишком много болтал с трибуны, а как до дела дошло, так и сдулся, не смог выйти и стукнуть кулаком... громко заявить о сортире и гаденышах, посмевших покуситься на святое...
Со своими-то – оно проще. Свои – они привыкшие, и барский гнев, и барскую любовь, им тридцать серебренников брось – они на коленки упадут собирать и сапоги целовать. Что ж такое за границей-то случилось, что не бросаются и не целуют, что в грош не ставят, а только о свое независимости поганой болтают? Как же быть-то теперь, с великой, могучей, державной-то?...
Нет ему ответа, только вороны каркают над маковками кремлевскими...