Георгий Тараторкин: «Мне все еще интересно...»

На лице каждого актера с особой отчетливостью отражаются сыгранные им роли и прожитая им жизнь. Георгий Тараторкин - это актер, чье лицо не просто узнаваемо для нескольких поколений зрителей театра и кино.

В его лице, в его облике мы все бессознательно чувствуем внутреннюю интеллигентность, глубину личности, высокую честность перед своим искусством. Это такая редкость по нашим временам...

Георгий Тараторкин приехал в Ригу в качестве президента фестиваля «Золотая маска», которым руководит со дня его основания в 1994 году. По его словам, тогда и в стране все шло к разъединению, к разрыву связей в особенно хрупком театральном пространстве. Фестиваль возник как форма объединения театров России, а теперь уже шагнул и за ее границы.

- Георгий Георгиевич, вы не устали тринадцать лет тащить на себе этот громадный фестивальный груз?

- Нет, я категорически не устал. Человек больше устает от бессмыслицы, от отсутствия внутренней уверенности в необходимости своей работы. А сейчас, приехав в Ригу, я только лишний раз убеждаюсь, как же это здорово, что 13 лет назад мы, то есть Союз театральных деятелей России, несмотря на сложность ситуации, рискнули такую инициативу проявить. И уж, конечно, я занимаюсь фестивалем не по соображениям конъюнктуры, общей или личной. Ну какой может быть у меня личный расчет? Только потрясающая степень волнения и ответственности. Замечательно, что авторитет фестиваля за эти годы уже настолько вырос, что иногда номинантов «Золотой маски» (я уже не говорю о лауреатах!), особенно из дальних городов, встречают дома как национальных героев. Были даже случаи, когда актерам после этого давали квартиры.

- Актерская профессия была вам с детства предопределена?

- Я вообще в профессии оказался достаточно неожиданно. Если бы не Зиновий Корогодский, мой учитель, я бы этим делом никогда не рискнул заниматься. На этой стезе мне мог встретиться кто-то другой, кто не подарил мне сумасшедшую веру в себя. А Корогодский подарил! А вере в себя, по сути дела, основываться было не на чем. Когда на экзамене я начинал что-нибудь читать, Корогодский, наверно, чувствовал, что еще две строчки... и я упаду в обморок, и говорил «спасибо, хватит». А вслед за этим (самое потрясающее!) - «приходите на следующий тур!». Потом, когда мы уже с ним вместе смотрели абитуриентов во время набора, он мне сказал: «Ты что, думаешь, когда ты поступал, у всех в зобу дыхание сперло от степени твоего дарования? Ошибаешься!» Оказывается, когда комиссия утверждала список поступивших и он назвал мою фамилию, остальные педагоги на полном серьезе у него спросили: «Зиновий Яковлевич, а ЭТО вам зачем?»

- Неужели вы были таким чувствительным юношей, что могли упасть в обморок от волнения?

- Если вам сказать, что по сию пору я робкий и застенчивый, то это будет выглядеть кокетством. Но я-то знаю, что это так. Конечно, за прошедшие годы я немножко подобнаглел. Но я и сейчас жутко всегда волнуюсь, когда мне нужно выйти к публике. Я точно должен знать, что же я хочу протранслировать, чем поделиться, чему публично признаться в любви или в нелюбви. Если такой уверенности нет, а ты этим делом продолжаешь заниматься, тогда уж это, извините за резкое слово, проституирование. Стыдно! Тем более для мужика. Если это для тебя не серьезное дело с серьезными намерениями, тогда иди и землю паши.

- Одной из ваших первых серьезных ролей был Петр Петрович Шмидт в Ленинградском ТЮЗе. А год назад в Иркутске вы сыграли Колчака. Какое колесо судьбы: от героя революции 1905 года Шмидта - к герою белого движения и врагу революции...

- Мы все во власти стереотипов, политической и всяческой иной предвзятости, обмана. Когда мне предложили, я и не думал соглашаться - все-таки Иркутск, пять тысяч километров от Москвы... Но я имел неосторожность погрузиться в материал и обнаружил, что, как и большинство из нас, я ничего не знаю о Колчаке, кроме того, что он кровавый диктатор и все такое прочее. А он потрясающий мужик оказался. И когда узнаешь больше, то эти знания дарят такие открытия, такую боль за него, и радость, и гордость, и страдание за него. И тогда уже пять тысяч километров перестали иметь какое-либо значение...

- Актерская профессия не обедняет человека? Ведь каждый раз надо тратить столько сил...

- Я глубоко убежден: природа умней нас. Потому что чем подлиннее тебе удается погрузиться в страдания и переживания твоего персонажа, тем больше радости природа тебе возвращает. Бывали случаи, когда знакомые или дружочки встречали меня после спектакля «Братья Карамазовы» или «Преступление и наказание» и были полны намерения подхватить меня под руки и донести до дома. Я никогда не смог бы объяснить им, что они, отягощенные впечатлением, сами идут еле-еле, а я, уже переживший все, испытываю восторг. А вот если до конца не удалось пройти во всю систему чувствований, происходящих в судьбе персонажа, и у тебя еще остались силы - вот это ужасно!

- Часто счастливыми или несчастными нас делают не реальные обстоятельства жизни, а наше отношением к ним. Надо только уметь посмотреть вокруг и обрадоваться чему-то... Что вас радует в этой жизни, когда вы просыпаетесь утром, когда просто смотрите по сторонам?

- Как и все люди, я часто беспричинно подвергаюсь либо радужному самочувствию, либо унынию. Начинаю бороться разными путями. Иногда я люблю просто что-то делать руками, вплоть до того, чтобы посуду мыть. Потому что тут положительный результат налицо: была грязная - стала чистой. Иногда идешь по улице понурившись, на секунду поднимаешь глаза и случайно встречаешься с кем-то глазами. А этот человек, почти не останавливаясь, говорит: «Спасибо вам большое, дай вам бог...» И вдруг в душе все меняется. Сколько раз это со мной было! Человек прошел мимо, он не посчитал возможным как-то вмешаться в твое существование, но в то же время не мог не выразить тебе свои чувства, хотя бы в форме междометия... И вдруг ты понимаешь, что твоя жизнь и твое дело кому-то нужны! Неожиданно начав этим делом заниматься, я по сию пору испытываю неожиданность и от самого факта, что я этим занимаюсь, и от того, чем я занимаюсь. Поэтому мне по сию пору интересно - что будет дальше.

Досье

Георгий Тараторкин родился в 1945 году. Учился у выдающегося педагога Зиновия Корогодского в студии при Ленинградском ТЮЗе. Потом играл в ТЮЗе и Гамлета, и Бориса Годунова, и Николая Первого, и Петра Шмидта. Сыграл Раскольникова в гениальном фильме Льва Кулиджанова «Преступление и наказание» и в 26 лет стал лауреатом Государственной премии. С 1974 года - актер Театра имени Моссовета. Среди сыгранных ролей - Раскольников и Александр Блок, Иван Карамазов и Каренин в «Живом трупе». Снимался в фильмах «Открытая книга», «Самая длинная соломинка», «Чисто английское убийство», «Рассказ неизвестного человека», «Маленькие трагедии», «Богач, бедняк».

Красно-белый друг Колчака

Одна из последних ролей Георгия Тараторкина - адмирал Колчак в спектакле Иркутского драматического театра. Жителей Иркутска, которые хорошо помнят, что события спектакля происходили в их краях, постановка потрясла до глубины души. Через некоторое время после премьеры главный режиссер заходит в магазинчик рядом с театром, где продаются всякие напитки, а продавцы первым делом его спрашивают: «А что у вас такое в театре на днях было?» - «Ну, премьера «Колчака», а что?» Оказывается, три вечера подряд в одно и то же время в магазинчик заходили бледные мужики в белых рубашках при галстуках, с совершенно перевернутыми лицами, и на языке, доселе неведомом, говорили: «Будьте любезны, пожалуйста, дайте водки». Заходили дамочки, накрашенные, принаряженные, в парфюме, с опухшими от слез глазами и говорили: «Пожалуйста, можно у вас попросить водки!» - «Может, вам сразу и стаканы?» - «Да, если можно»...

А старший внук Тараторкина, прослышав, что дед работает в этом спектакле, теперь играет в своих солдатиков на новый манер. Вот это у него красные, вот это белые, а вот этот солдатик - красно-белый. «Как же это может быть?» - интересуется дедушка-актер. А внук отвечает: «Может! Он красно-белый, потому что друг Щорса и Колчака!»

Мая Халтурина
Информационно-развлекательный портал Даугавпилса