После смерти мы попадём на Байкал
Осень окрасила мир в торжествующие оттенки желтого и красного, а календарь неумолимо переворачивал день за днем. Я понял: или сейчас, или я так и не увижу эту бездонную синеву неба и Байкала, обрамленную полыхающей осенью. Тем более что Байкал вошел в десятку символов России. И я поехал на КБЖД – Кругобайкалку.
Кругобайкалка, или Кругобайкальская железная дорога, – нерядовое даже в мировом масштабе (при всем уважении к альпийским, гималайским и прочим экстремальным транспортным путям) проявление человеческого духа, осваивающего пространство.
Во второй половине XVIII века Россия активно обживала Дальний Восток и устанавливала торговые связи с Китаем. Был проложен Московский тракт. От Иркутска он логично шел вдоль Ангары и... упирался в Байкал! Еще один вариант – Большое Голоустное, но вновь непреодолимый Байкал. Нет, есть, конечно, баржи, есть мощный байкальский лед, но что купцам делать в долгое сибирское межсезонье?!
В конце концов прокладывается грунтовая дорога до Култука, примерно соответствующая нынешней автотрассе. Делается несколько попыток (неудачных) проложить дорогу напрямую через Хамар-Дабан на Кяхту. Но когда в конце XIX века российская экспансия, направленная на Дальний Восток, сталкивается с еще более мощной экспансией вдруг проснувшейся Японии, становится неизбежной необходимость строительства железной дороги. И вновь Транссибирская магистраль упирается в Байкал.
И тогда было принято смелое и нестандартное решение: железную дорогу проложить вдоль Ангары, а далее – в обход Байкала, пробивая тоннели через береговые отроги Приморского хребта. 109 лет назад – 12 сентября (25-го по новому стилю) 1904 года здесь прошел первый поезд.
Участок дороги до Байкала ныне находится под водами Иркутского моря. А участок от истока Ангары до Култука – около 90 км железнодорожного полотна, 39 тоннелей, десятки галерей, сотни других искусственных сооружений в обрамлении потрясающей байкальской красоты – теперь зовется ласково Кругобайкалкой. Если Листвянку называют «воротами Байкала», то Кругобайкалка – это загадочный сад камней. Здесь атмосфера истории, титанических усилий человеческого духа растворяются во времени и природе.
Попасть сюда несложно. На туристическом поезде, на поезде для местных – «мотане». Или на пароме из Листвянки добраться до порта Байкал. Я поехал на электричке до Слюдянки и сошел на станции Темная Падь. Меньше часа пешком – и ты на Байкале. Народу идет много, особенно детей – похоже, школьные экскурсии. Идут на Байкал, ну и, наверное, в музей Рериха на остановочном пункте КБЖД Нижняя Ангасолка. Тропа, уходящая круто вниз, плотно засыпана крупными листьями, опавшими с красивого осинника. Внизу ручей, старый уже мостик и женщина, как выяснилось, иностранка, она колеблется: «Мост работает?» – «Да, да, конечно! И следующие два тоже!»
А дальше – куча мусора. Прямо возле тропы. И потом еще много. Мусор почти везде: и на стоянках, и даже просто вдоль полотна знаменитой Кругобайкалки. Полиэтилен, пластик, одноразовые упаковки, тряпье, бутылки из-под пива и водки – многие сотни бутылок. Иногда – упаковки из-под моющих средств (отдыхающие любят чистую посуду).
А еще надписи. Надписи есть везде. Даже на уникальном скальнике Саган-Заба, где сохранились рисунки древнего человека. Синдром лягушки-путешественицы из сказки Андерсена неистребим: «Это Я! Я!» Уникальные памятники человеческого гения, уникальная природа – в окружении мусора и назойливых надписей.
Это проблема не только Кругобайкалки. Вот бухта Бабушка (рядом с Песчанкой) в конце сентября. Горы мусора. Рядом – плакат Прибайкальского национального парка, оповещающий, что стоянки на территории парка являются платными. Турбазы и на восточном берегу, вплоть до Баргузинского залива, и на Малом море окружены свалками. Зачем турбазам вывозить мусор (везти, как правило, и некуда), когда машину можно разгрузить в ближайшем лесочке?!
Малое море испытывает огромное давление. Сюда легко добираются отдыхающие и любители подледной рыбалки. После них остается огромное количество мусора. Весной, когда начинаются ветра, можно наблюдать жуткую картину. Однажды, на майские праздники, возле МРС мы спрятались за скалой от жуткого ветра. А над нами непрерывно летел пластиковый, пенопластовый и бумажный мусор. Ветер собирал его с поверхности льда Малого моря и со степных окрестностей многочисленных турбаз, разгонял по склону, поднимал в воздух и нес в Большое море. Огромное количество мусора ежегодно попадает в воды самого большого хранилища пресной воды на планете.
Чтобы избежать смысловой путаницы (когнитивного диссонанса, как сейчас говорят), я настаиваю на необходимости переименовать «турбазы» в «отдыхбазы», или, что привычнее, «базы отдыха». Потому что туризм и отдых на природе – две принципиально разные вещи. Самодеятельный туризм, особенно спортивный, – наименьший источник загрязнения природы. Унести на себе так много бутылок просто физически невозможно.
Спасут ли нас национальные парки, призванные превратить именно самодеятельный туризм в организованный? Я с ужасом представляю эти времена. Меня, Свободного Человека, будут водить, показывая, где можно сфотографировать, и все по прейскуранту. А вот, кстати, и прейскурант: http://pribaikalsky.ru/index.php. Отдельно за воздух еще не берут. А мусор как лежал, так и лежит. Прямо рядом с грозными предупреждающими плакатами национального парка.
Может, дело в культуре, в менталитете? Некоторые традиции коренных жителей Кругобайкалья это ярко подтверждают. Как-то мы совершили небольшой и очень красивый велопоход – от Курмы на север, до кордона Байкало-Ленского заповедника. Перед мысом Зундук дорогу теперь перегораживает шлагбаум – с вас берут плату за проезд по территории Прибайкальского национального парка. А вдоль дороги – уже привычные помойки. И у каждого «святого места» – бутылки, много, иногда очень много бутылок. Духовность и мусор, похоже, легко уживаются.
По каналу «Культура» показали «Андрея Рублева» Андрея Тарковского. Много грязи, сквозь которую пробивались наши предки. Как изменилось качество грязи? Чем отличается неизбежная грязь средневековой нищеты от бытового мусора времен расцвета потребительской психологии? И почему эта психология так стремительно и пышно расцвела в нашей стране с такими древними традициями духовности? Вспоминается профессор Преображенский из «Собачьего сердца»: «Разруха не в клозетах, а в головах». Так, может, и нет у нас никакой духовности, а так, «когнитивный диссонанс»?
Палатку я поставил в устье Крутой Губы, впадающей в Байкал под каменными арками старого моста. На сопках кричали изюбри. Их протяжные, ищущие жизни стоны вплетались в путаницу снов, и мне снилось что-то невразумительное – то ли Эжин, бурятский дух местности, то ли языческая богиня, стройная и гибкая, почему-то с большим фиолетовым зонтом... С болью в глазах она спрашивала: «Почему?..» Я молчал и прятал глаза.
Возвращаясь, я сфотографировал «наскальную подпись» жирной белой краской на первозданной скале: «После смерти мы попадем на Байкал». Я и сам об этом мечтаю. Писали явно молодые и романтичные, им было хорошо здесь. Но, если их мечта сбудется, наверное, им захочется умереть еще раз. Чтобы уже никогда не видеть, во что превратился Байкал, в том числе и их усилиями.
