Иркутск — соперник купеческой Москвы
Ярмарки и торги составляли своеобразную систему сибирской коммерции. Огромные партии товаров перемещались по сибирским просторам, переходя с одной ярмарки на другую. Наиболее крупной была иркутская ярмарка, а сам город — "средоточие всей многоразличной сибирской торговли" — являлся гигантской перевалочной базой, распределяя товары по обширной территории Восточной Сибири.
В Иркутске купечество являлось ведущей силой. Для лучших его представителей коммерция являлась не только средством личного обогащения, но и особой и достойной формой служению общества.
За лесами, за горами
Иркутск весь окружен горами. Дремучий лес подступал к городу со всех сторон. Он словно сжимал его в своих объятиях. Иркутск издали не производил столь большого впечатления, как Тобольск, Томск или Красноярск. Даже могло показаться, что местоположение Иркутска было неудобным. Но Ангара, опоясывавшая город с двух сторон, была красива своей стремительностью. Всем путешественникам еще в пути извозчики много рассказывали про эту своенравную реку. Будто бы она замерзает не так, как все реки России: лед образуется не сверху, а на дне, потом всплывает и сковывает ненадолго ее быстрые воды. Замерзая в декабре, она в начале марта с шумом сбрасывает лед.
На берегу, где приставал паром и был ввоз, красовалась каменная соборная церковь со старинной колокольней итальянского архитектора. Правее ее, выше по течению реки, из-за стен кремлевской крепости, как сторож, выглядывала небольшая Спасская церквушка, а от нее уже начинались базарные и жилые строения, уходившие вглубь города.
Левее, у устья Иды (позднее переименована в Ушаковку), впадающей в Ангару, величаво возвышался девичий (Знаменский) монастырь. В его сторону от взвоза были построены береговые укрепления — обрубы, частью уже разрушенные водой. Возле них стояли рыбацкие лодки, дощаники, парусники и первый галиот, выстроенный в Иркутске для хождения по Байкальскому морю.
Портовый город
Прямо от взвоза начиналась Заморская улица (ныне улица Ленина), пересекавшая весь город. Она шла до палисада, где поднимались главы Крестовской (Крестовоздвиженской) церкви. Здесь была Заморская застава, и отсюда начиналась дорога к Байкалу.
Причалы иркутской пристани, заставленные байкальскими судами, напоминали большой портовый город. Летом на набережной Ангары было людно и шумно. Ночью на берегу горели костры. Караульщики оберегали привезенное добро. До восхода солнца гремели их неугомонные колотушки, завывали сторожевые псы, слышались развеселые песни загулявшей ангарщины (так назывались артели мужчин и женщин, ловившие омуля на Байкале), крики зверобоев, их брань, едва стихавшая под утро.
Гостиный двор, лабазы, подвалы были забиты привозными товарами, а купцы со всех сторон российской земли все подъезжали. У каждого из них было что-то свое, отличное от соседа. Иркутск как бы являлся складочным местом для торговли в этой губернии, простершей свое владение к западу до великой реки Енисея, к северу до якутских земель, к востоку до Алеутских островов, к югу до снежной Тунки.
Знатные ярмарки бывали в конце октября — ноябре, иногда забегали за декабрь, если случай допускал судам и российским дощаникам прийти из Енисейска, а даурским купцам — из-за бурного Байкальского моря.
Медвежьи бои
Уже началась предъярморочная мена товаров, перепродажа и перекупка их большими партиями. На иркутской ярмарке, в отличие от Ирбитской и Тобольской, торговля производилась гуртом, а в другое время года — в розницу. Перекупщики сновали между приезжими купцами, выспрашивали их о торговле, приценивались, сбивали цены на привозные товары и набивали на свои. В подвалах и питейных домах подсчитывались возможные барыши, устраивались всякие сделки и торговые махинации.
С восходом солнца над площадью взвился вздернутый на мачту торговый флаг. Иркутская ярмарка открывалась. Город на Ангаре преображался на глазах. Раньше всех завершили приготовление к ярмарке в провиантских и винных магазинах. Повсеместно обновили вывески, подкрасили двери, раскинули дополнительно торговые палатки и шатры.
Шумней всего было у питейных домов. Китайские фокусники устроили тут свои балаганы и удивляли народ иноземной невидалью: глотали аршинные шпаги, метали ножами в человека, приставленного к щиту; змеей извиваясь, пролезали в кольца, словно были бескостными существами, и много других чудес-фокусов показывали за копейку и пятак.
Были у питейных домов и русские чудодеи, хвалившиеся своей силой и удалью. Они водили на цепях больших косолапых медведей, дразнили зверей. Медведи оглашали улицу ревом, а потом под хохот и крики толпы чудодеи затевали неравную борьбу с разъяренным зверем и, пораненные его когтистыми лапами, обливались кровью. В разодранных платьях, как ни в чем не бывало, они собирали в кружки медяки у захмелевших от азарта зрителей. Это было самое дикое развлечение на базарной площади, любимое здешним купечеством и промысловым людом.
Рядом с медвежьей борьбой устраивались и кулачные бои. Смотреть их также стекалась большая толпа. Иногда подгулявший зверолов, подстрекаемый другими промысловиками, выходил из толпы на середину круга, разгоряченный вступал в кулачный бой и дрался до тех пор, пока хватало сил.
Карусель для солидных купчих и чубатых парней
Каких только развлечений не было в эти дни в городе на Ангаре, где на здании губернского правления красовался подмалеванный серебряный щит. На нем был изображен бабр, бегущий по зеленому полю с соболем в зубах. Отменный герб этот указывал, чем знатен и богат был город с древних времен.
Оживленный гомон стоял возле пестрой карусели. Большое колесо, вращаемое людьми, чуть поскрипывая под брезентовой крышей, носило по кругу на железных прутьях деревянных ярко раскрашенных лошадей, слонов, верблюдов, собак, львов. На них важно восседали не только подростки, но и чубатые парни, приехавшие на ярмарку из окрестных сел.
В коробах, напоминающих тарантасы, считали за большое удовольствие покататься не только дети, но и важные солидные купчихи, полногрудые деревенские девки в простых холщевых рубахах и юбках с кружевами, в цветистых платках с длинными кистями.
Веселые возгласы, хохот, крики визг катающихся и толпы, окружающей пеструю карусель плотным кольцом, слышались тут весь день. Хозяйчик карусели с кожаной сумкой через плечо сам собирал медяки с катающихся.
Купцы русские и западноевропейские
В гостиных дворах торговали купцы московские, вологодские, соликамские, великоустюжские, тульские, суздальские, тобольские, енисейские, даурские. Каждый из них завез на ярмарку разнообразные товары и не поскупился на вывески, на приказчиков и мальчиков, что громко зазывали к себе покупателей.
На прилавках лежали большие куски сукон, шерстяной и парусной материи, парчи, сермяжины, льняные полотна, посуда серебряная, медная, оловянная, картины гравированные и тушеванные, ковры, московские зеркала — самый ходовой товар у покупателей.
Ходить по торговым рядам — скобяным, соляным, кожевенным — было одно удовольствие. На миллионы рублей хранили красного товара торговые ряды. Здесь особенно отличались приказчики — крикуны, поражавшие кудреватостью свой речи покупателей и просто глазевший люд, ходивший от лавки к лавке.
Через русских купцов, приехавших сюда из центральных губерний России, проникали в Иркутск и товары Западной Европы:
— Бритвы аглицкие! Полушали и шали флорентийские! Сукна голландские! — кричал приказчик у лавки вологодского купца.
— Сукна шпанские! Чашки саксонские! Ярь венецианская! — вторил ему другой крикун великоустюжского купца.
Прилавки ломились под тяжестью привезенных дорогих бархатов и дешевых тафтяных лент, индийской кисеи и толстых миткалей ситцев, шелковистого терно и грубого фриза, белоснежных батистов и посконной холстины. Выбором товаров Иркутск мог посоперничать с самой Москвой-матушкой — столицей купеческой. Несмотря на многоликую пестроту, в иркутской ярмарке было что-то свое, самобытное, не похожее на большие торги в других городах России.
Несмотря на строгий запрет пограничных властей, сюда через торговый город Маймачен просачивались китайские товары. На это указывали верблюжьи караваны, спускавшиеся Кругоморской дорогой (Кяхта — Хамар-Дабан — Иркутск), что начиналась у китайской границы. В шатрах и палатка, разбитых поблизости от гостиничных дворов, русские купцы вместе с китайскими ухитрялись торговать пекинскими шелками, канфой, флерами, атласами, цветистыми покрывалами, шелковыми обоями, дорогими каменьями и нефритовыми изделиями, флеровыми и бумажными веерами, галстуками, чаем-жуланом, байховым, кирпичным, бортогонным, азямами, халатами, разных сортов фруктами, сладостями и пряностями. Это было очень странно. От китайцев еще не было ответа об открытии торга на Кяхте, а товары Поднебесной потайными путями проникали в Иркутск и заполоняли ярморочные прилавки.
Так начинался первый день знатного сибирского торга. В этом отношении Иркутск не уступал ни Великому Устюгу, ни Суздалю, ни Вологде, ни даже Москве — признанным торговым центрам России. Не всем городам российским выпадала столь почетная заслуга перед государством. Недаром один из современников написал в то время: "Иркутск может равняться с лучшими российскими торговыми городами и превосходит многие из них по своему признанию и назначению".
