Наталья Шапарова

© Babr24.com

ОбществоМир

6841

08.01.2008, 17:33

Русские обычаи: святки

Святки, коляды - один из самых больших, шумных и веселых многодневных народных праздников. Они приходились как раз на то время, когда все земледельческое население, обмолотив хлеб и покончив со всеми работами, придавалось отдыху. Святки на Руси (да и вообще у всех славянских народов) сопровождались множеством обычаев, обрядов, поверий, примет, гаданий и т.д., в которых языческие мотивы тесно смешивались с христианскими воспоминаниями о Спасителе мира.

Так, к языческим обрядам относились практически все святочные гадания, игры, наряды и проч.; к дохристианским же временам принадлежал, судя по всему, и обычай колядовать, однако при этом само слово “святки” говорило о святости этих дней, освященных столь важным для христиан событием - Рождеством Спасителя.

Под святками славянские народы понимали две недели зимних праздников, начинающихся с Рождества и заканчивающихся Крещением, т.е. приходившийся на время с 25 декабря по 5 января ст.ст. (при этом, однако, в Малороссии, Польше, Белоруссии под именем святок (Swiatki) были известны как праздники, приуроченные к Рождеству и Новому году, так и праздники Троицкого периода - Зеленые святки). В древности на этот период падало сразу несколько знаменательных дат: зимний солнцеворот, Васильев день (делящий святки пополам) и, конечно, Рождество Христово и Крещение. Весь этот святочный цикл связанных между собой праздников нередко именовался в народе “колядой”; при этом рождественский сочельник (а иногда - Васильевский вечер) называли “первой (или богатой) колядой”, а крещенский - “другой (или второй, бедной, постной) колядой”. А так как обязательным обрядовым блюдом святочного периода являлась кутья, в некоторых местах канун Рождества мог именоваться также “первая кутья”, канун Васильева дня (Нового года) - “другая (вторая) кутья”, а крещенский сочельник - “третья кутья”.

Со святками, как со святым, праздничным временем года, связывались в народе различные запреты, многие из которых были традиционными для всех праздников вообще (например, запрет на работу). Так, во время святок (и особенно в сочельник, а также с наступлением темноты) запрещалось работать; любая работа в это время считалась грехом, за которым могло последовать наказание свыше - град, неурожай, болезни и т.д. Прядение на святках, по народному убеждению, могло обернуться нападением на скот волков, неурожаем и градом (при этом во многих местах гребень и другие ткацкие инструменты на святки вообще выносили из дома, полагая, что это защищает скот от болезней, а людей от змей); в некоторых местах на святки даже не рубили дрова и не брали в руки топор, чтобы летом не было града.

Святки (особенно вторая их половина, именуемая в народе “страшными вечерами”, “погаными” и “нечистыми” днями, “кривыми” неделями и т.д.), повсеместно считались временем особого разгула нечистой силы и появления на земле душ умерших; вероятно, эти поверья были связаны с представлением о святках как о границе, промежуточном периоде между старым и новым годом. Очевидно, свою роль сыграло и то, что именно на время святок приходились некогда языческие праздненства, посвященные Велесу - “скотьему богу”. Кроме того, появление на земле сверхъестественных, потусторонних существ нередко объясняли и тем, что на Рождество Бог, радуясь рождению сына, выпускает из “иного” мира покойников и нечистую силу “гулять по белу свету”, и они остаются на земле до самого Крещения.

Так, повсеместно считалось, что на святки души предков посещают свои дома, поэтому в это время специально для умерших готовили поминальную пищу (обрядовый хлеб, кутью, блины), оставляли на столе остатки ужина, а также жгли костры у ворот, полагая, что усопшие родители прилетают к ним обогреваться. Во многих местах верили, что на святки можно увидеть умершего последним члена семьи, ужинающего с живыми, если заглянуть в дом из сеней через дверную щель во время рождественского ужина; кроме того, в некоторых местах полагали, что если на святках заглянуть в “устье” печи, то можно увидеть своего покойного отца.

В связи с присутствием на земле в святочный период обитателей потустороннего мира, особое значение приобретала общесемейная трапеза. На святках обычно готовили нечетное количество блюд; обязательной обрядовой едой в это время считали блины и овсяный кисель, а также кутью - круто сваренную кашу из ячменной или пшеничной крупы, нередко разбавленную медом. Ужин начинали с молитвы и поминовения умерших родственников; при этом в некоторых местах на стол выкладывали столько лишних ложек, сколько членов семьи было похоронено за истекший год. Во многих местах перед ужином или в момент подачи на стол кутьи хозяин или старший в доме выходил на порог дома и приглашал умерших родственников (или иных мифологических персонажей - “тучу”, “мороза”, “волка”, “ветер” и т.д.) к праздничному ужину. Во время самого ужина совершался обряд “кормления душ”: для “дзядов” откладывали в специальную миску понемногу от каждого блюда (или первую ложку от кутьи, первый испеченный блин); бросали пищу в углы дома, за окно, в печь; оставляли на ночь остатки пищи и посуду на столе и т.д. Все эти обряды могли проводиться в различные дни святочного периода, хотя чаще всего приурочивались к Новому году или рождественскому сочельнику.

Особые обряды были связаны и последним днем святочного периода, когда все сверхъестественные существа должны были покинуть землю. Так, например, считалось, что после святок “дзяды” возвращаются обратно в потусторонний мир, поэтому в последние дни святок (обычно на Крещение) их с особыми обрядами “провожали” из дома. В это же время устраивались и проводы других сверхъестественных существ - нечистой силы, а также “старого года”, “кутьи”, “коляды” и т.п.; однако их, в отличие от “дзядов”, не провожали с почтением, а изгоняли. Так, например, в Крещенский сочельник после ужина во многих местах “прогоняли кутью” выстрелами во дворе, ударами палкой в ворота и двери дома; в русских селах парни скакали верхом на конях вдоль села и с громкими криками били метлами и кнутами по углам и заборам, “изгоняя святки” и т.д. Нечистую силу обычно изгоняли схожим образом, но также нередко использовали и другие способы, прибегая к помощи молебнов, креста и пр.: так, например, повсеместно принято было на Крещение устраивать водосвятие, освящение воды в прорубях для того, чтобы изгнать из рек и озер всех находящихся там нечистых духов.

Как “переломное”, пограничное время года, время особой активности нечистой силы и появления на земле существ с “того” света, а также время “поворота зимы на лето” и т.д., святки повсеместно считались самым подходящим временем для гаданий и свершения обрядов, связанных с урожаем, а также благополучием всей семьи. Во многих местах при этом гадали по различным приметам: так, например, во многих местах верили, что если на святки много звезд на небе или часто идет снег, на деревьях много инея, то год будет урожайным (и не только на хлеб, но и на ягоды и пр.), а у скота будет богатый приплод. Ясные дни в рождественский пост также обещали хороший урожай. “Темные святки” (облачность в ночь под Рождество), сулили большие удои молока в наступающем году. Во многих местах об удаче или неудаче в жизни и хозяйстве гадали по первому посетителю, либо по рождественскому полену бадняку.

Вообще, обрядов, определяющих, по народному убеждению, благополучие хозяев на весь будущий год, было известно немало; они проводились в течение всего святочного периода, хотя, по большей части, были приурочены к трем главным праздничным дням святок. Так, на святках (обычно на Рождество и в Новый год) в дом вносили свежую воду и умывались ею для здоровья; ставили в красный угол первый сноп; устилали пол свежей соломой и т.д. Кроме того, на святки “прятались за пирогами”, чтобы обеспечить урожайный год; обсыпали большаков в семье зерном; обвязывали соломенными “перевяслами” фруктовые деревья, чтобы они хорошо родили; кормили кутьей домашнюю птицу, окружив ее поясом, чтобы она “держалась своего двора”; обильно кормили скот, в том числе и обрядовым хлебом; “будили” коров и пчел, поздравляя их с праздником, и т.д. На Рождество или на Новый год повсеместно устраивали также сытное праздничное застолье, которое должно было обеспечить изобилие продуктов на весь будущий год; к святкам, и уж непременно к Новому году, старались избавиться от всех долгов и болезней, чтобы в будущем году быть здоровым и преуспевать в делах, и т.д.

Помимо этого, для святочных праздников были характерны очистительные обряды: подметание в доме и выбрасывание святочного мусора в пустынные места подальше от дома; сожжение рождественской соломы или разведение костров; окуривание или окропление водой хозяйственных построек; надписывание освященным мелком крестов на дверях и воротах и т.п. На святки (чаще всего - на Новый год) во многих местах производили “обновление огня”: гасили в домах все огни и зажигали новые от “живого огня”.

При этом собственно святки (коляды) с давних времен делились на две половины: первая (включая новогоднюю ночь с 31 декабря на 1 января) была посвящена гаданиям о судьбе, будущем урожае и благополучии семьи, а вторая (начиная с новогодней ночи) была связана со скотом и зверьем и была отмечена особым разгулом нечисти. В древности эта часть святок представляла собой разгульные “велесовы дни”, когда рядились в медведей, туров, волков и т.д. При христианстве характер празднования святок, естественно, изменился, но сохранил многие языческие черты; так, например, сохранился обычай рядиться на святки в животных, а также в различных мифологических персонажей: в “оборотней”, “кудесников”, “волкодлаков”, “страшилищ”, “покойников”, “кикимор”, “стариков” и т.д. Подобное ряжение почиталось благочестивыми людьми за грех, однако обычай рядиться в маски на святки сохранялся долгое время во многих местах (хотя при этом нередко делались некоторые уступки христианским воззрениям: так, во многих местах рядились только парни, но ни в коем случае не девушки, а кроме того, все ряженые обязаны были после “очищаться”, т.е. купаться в проруби в день Богоявления). Так, ряженые повсеместно участвовали в игрищах, разыгрывали различные сценки и т.д.; кроме того, они обязательно принимали участие в колядовании, обрядовых обходах и т.п.

Участники святочных колядных обходов воспринимались народом как священные гости, посланники с неба; их одаривали обрядовой пищей, предназначавшейся обычно для духов. Колядующие ходили по домам в вечернее время и ночью специально для того, чтобы получить от хозяев обрядовую пищу и высказать благопожелания, облаченные в форму колядных песен и приговоров; при этом считалось, что благосостояние семьи в текущем году напрямую зависит от одаривания колядующих. Если хозяева отказывались наградить ряженых, те могли даже прибегнуть к угрозам, обещая скупым людям неурожай и различные беды; если же угощение было щедрым, колядующие сулили хозяевам всяческих благ, большой приплод скота и т.п. (при этом считалось, что пожелания колядующих, плохие или хорошие, непременно сбудутся, поэтому крестьяне обычно старались встретить их как можно лучше).

Таким образом, святки были важным временем в жизни всей семьи; однако при этом в народе они считались преимущественно молодежным праздником, и центром всего праздненства служили всевозможные затеи юношей и девушек. В это время принято было устраивать шумные веселые гульбища и игрища, собираться на посиделки, гадать и т.д.; это время было порой забав и развлечений всех людей, но особенно еще неженатой молодежи. К празднику святок готовились едва ли не за целый месяц: девушки шили себе наряды, парни готовили маскарадные костюмы и выбирали “жировую” избу и т.д.

Центр девичьих развлечений в святочное время составляли всевозможные гадания о судьбе и замужестве. Вообще большая часть девичьих гаданий приходилась именно на святки, время особой активности нечистой силы, а также время “перелома года”: в это время все молодые незамужние девицы стремились узнать, хоть бы и с помощью нечистой силы, о том, состоится ли в грядущем году их замужество, красивым, богатым и добрым ли окажется муж и т.д. Об этих святочных гаданиях в народе ходило множество рассказов, быличек, поверий и т.д.; практически в каждом, даже самом маленьком поселении находились люди (по большей части старухи и пожилые женщины), которые на посиделках рассказывали о происшедших во время таких гаданий с ними или с подругами страшных происшествий. Объяснялось это тем, что гадания повсюду считались делом нечистым и очень опасным: во время гадания человек сознательно входил в контакт с нечистой силой, чертями, именно в святочный период, до самого Крещения находящихся в состоянии особой активности и свободно расхаживающих по земле. А при таким близком контакте с нечистыми духами любая, даже самая маленькая оплошность могла обернуться непоправимой бедой: человек мог оказаться во власти чертей и испытать на себе их пагубное воздействие. Так, например, множество быличек рассказывает о том, как гадающие по рассеянности забыли очертиться кругом, способным оградить от нечистой силы, и злые духи, призванные во время гадания, довели их до гибели. При этом иногда гадающие оказывались во власти нечистой силы, даже соблюдая все меры предосторожности; правда, нередко причиной этого являлся их страх. Так, например, в одном из рассказов Новгородской губернии гадающие девки едва не погибли из-за того, что испугались и выскочили из очерченного круга; и если бы хозяйка того дома, куда они в страхе забежали, не сообразила надеть им на голову пустые глиняные горшки, нечистая сила извела бы их всех (а так нечистый дух в облике свиньи, забежав в избу, только перебил горшки у девок на головах).

Однако даже вероятность пугающей и опасной встречи с нечистой силой не останавливала молодых людей, желающих узнать свою судьбу. Святочных гаданий о судьбе и о браке, особенно гаданий девичьих, было известно множество. Многие из этих гаданий производились с использованием самых различных предметов: свечей, пояса, колец, святочного мусора, зерна, блинов, лучинок, колядного веника, воска, зеркала, священной воды в больших ритуальных чарах и т.д. Так, наиболее распространенными видами гаданий были: литье олова или воска; гаданье с петухом; выбрасывание за ворота башмаков; обычай “хоронить золото”; гадание с зеркалом и свечами; гадание у бань и овинов; подслушивание разговоров и т.д.

Все эти способы применялись практически повсеместно и лишь немного варьировались. Так, например, в некоторых местах полагали, что при гадании с петухом следует украсть у кого-нибудь из причта наславленного овса, чтобы им обсыпать свои кольца; в других местах овса не крали, но зато использовали более сложный способ гадания: раскладывали на столе щепотку крупы, кусок хлеба, ножницы, золу, уголь и ставили миску с водой, полагая, что если петух клюнет крупу или хлеб, то суженый будет из богатой семьи, если ножницы - окажется портным, если золу - будет табачником, станет пить воду - муж будет пьяница, если же вдруг клюнет уголь - девушка в будущем году вовсе не выйдет замуж. Иногда о будущем муже судили и по самому петуху: шли в полночь в курятник, ловили там петуха на насесте и по цвету его перьев судили о том, какой цвет волос будет у будущего мужа.

Гадания у бань и овинов также несколько варьировались: в некоторых местах девушки, подходя к овину, клали руку в окошко, в других местах становились к окошку задом и задирали сарафаны, обнажая зад, а иногда делали то же самое, зайдя внутрь строения; во всех этих случаях они произносили: “Суженый-ряженый, погладь меня”, а затем ждали, не дотронется ли до них овинный или банный дух (считалось, что если к руке или обнаженному заду гадающей прикоснется мохнатая рука, девушка скоро выйдет замуж за богатого мужика, а если голая рука - за бедного). Иногда подобный способ гадания несколько усложняли: сначала ходили гадать к овину, затем шли в овраг к бане, где снимали с себя кресты и проделывали у чела печки то же, что и у окна овина (только к печке подходили передом), также просили “суженого” погладить их и, кроме того, сеяли золу, которую потом каждая гадающия высыпала отдельной кучкой возле печки; на следующий же день к этим кучкам ходили смотреть, полагая, что если на кучке окажется след ног в сапогах, то это сулит богатого мужа, если будет след лаптей, то муж будет бедным, а если будут видны следы от удара кнутом - муж окажется сердитым, будет бить жену.

Многие из святочных гаданий состояли в том, что гадающие отправлялись слушать в какое-либо место, и по услышанным звукам судили о замужестве. Подобных гаданий было немало: слушать ходили на перекрестки, на мусорные кучи, на пустыри и т.д. Наиболее же часто слушали под окнами в Васильев вечер, стараясь по долетающим отдельным словам узнать свою судьбу. Не менее часто ходили слушать на церковную паперть, полагая, что если почудится, что в пустой церкви поют “Исайя, ликуй”, то замужество в этом году неизбежно, а если поют “Со святыми упокой”, то неизбежна смерть.

Считалось также, что суженого девушка может увидеть во сне, если совершит перед сном опреленные обряды. С этой целью, к примеру, девушки, ложась спать, оставляли на одной ноге чулок и произносили: “Суженый-ряженый, разуй меня”; привязывали к поясу замок, запирали его и ключ клали под голову со словами: “Суженый-ряженый, отомкни меня”; на сосуд с водой клали четырехугольником лучинки (это называлось “класть колодезь под головы”), говоря: “Суженый-ряженый, приезжай коня поить”, и т.д.

Существовали в народе и другие, менее распространенные, но все-таки довольно популярные способы святочных гаданий. При этом в большинстве случаев девушки гадали одни (т.е. без участия парней); но существовали также и способы совместных гаданий. К их числу, например, относились святочные “подблюдные песни”, а также гадания на росстанях, в которых принимала участие молодежь обоего пола: парни и девушки садились в кружок на каком-нибудь перекрестке, очерчивали себя кругом, прикрывались белой полотняной скатертью и напряженно вслушивались в тишину новогодней ночи. Если кому-нибудь слышался звон колькольцев, то считалось, что этот человек в той стороне найдет себе пару (т.е. девушка выйдет в ту сторону замуж, а парень оттуда возьмет жену); то же предвещал собачий лай, причем по нему можно было даже определить характер жениха или невесты (хриплый и грубый лай означал старого и ворчливого жениха, звонкий - молодого; лай слышится вблизи - жених будет из ближнего села, а если лай далекий - из дальних мест). Звук топора при таком гадании означал смерть, а звук поцелуя - потерю чести для девушки. При этом считалось, что никто из гадающих не должен выходить из круга, пока все не будут “расчерчены”, то есть пока кто-нибудь из присутствующих здесь же, но не участвующих в гадании, снова не очертит гадающих кругом; в противном случае, по народному убеждению, гадание не сбудется.

Гадания занимали важное место в святочных праздненствах, однако при этом центром всего веселья считались посиделки. Для посиделок, как правило, избиралась какая-нибудь изба, именуемая “жировой”; вопрос об этой избе повсюду считался очень важным и решался сообща. При этом нередко случалось так, что избу для посиделок предоставляла молодежи за некоторую плату (например, за 2-3 рубля) какая-нибудь одинокая старуха; она позволяла вынести всю домашнюю рухлядь и убрать все в избе так, как захотят наниматели. Деньги за избу могли платиться наличными или отрабатываться; при этом взносы обычно вносили все, даже девушки (а иногда даже считалось, что девушка должна платить больше, чем парень, едва ли не в два раза, а в случае бедности обязана отработать нужную сумму, например, день жать).

Святочные посиделки начинались обыкновенно не ранее 6 декабря и отличались от всех других посиделок, в частности, тем, что на них и парни, и даже девушки рядились. Так, например, в первый день святок девушки наряжались в чужие сарафаны и закрывали лица платками, чтобы парни их не узнали; самые же бойкие девушки и парни наряжались в несвойственную им одежду противоположного пола: парни - в женскую одежду, а девушки - в мужскую. При этом чаще всего так рядились в то время, когда отправлялись на посиделки в чужую деревню, чтобы легче было дурачить знакомых. Сама же “интрига” в таких случаях была весьма незамысловата: парень, переодетый девушкой, избирал себе в кавалеры какого-нибудь простодушного парня и начинал его дурачить - заигрывал с ним, назначал ему свидания, кокетничал и даже давал нескромные обещания, а к концу вечера, когда простак-кавалер уже “пламенел от страсти” и умолял свою “даму”, чтобы она “осчастливила его немедленно”, долго ломался, потом уступал, иногда даже выходил на свидание, и лишь затем открывался ему (либо разоблачал себя при всех, так что незадачливого кавалера поднимали насмех). При этом нередко случалось и так, что в тот момент, когда влюбленный кавалер уже заключал свою “даму”, вышедшую к нему из дома на свидание, в объятия, из избы выскакивала целая ватага хохочущих молодцов, которые налетали на простофилю и набивали ему полные штаны снега. Приблизительно такой же характер носили интриги девушек, наряженных парнями: они также выбирали себе наиболее простоватых девиц, ухаживали за ними, уговаривали выйти за себя замуж и даже иногда выпрашивали “в залог” платок, колечко и т.п. Иногда такие забавы расшалившихся девиц отнюдь не отличались скромностью, однако подобные выходки обычно прекращали сами парни: они с хохотом и криками разоблачали озорницу почти донага и в таком виде пускали на улицу, где иногда еще и вываливали в снегу. Кроме того, сдерживающим фактором на посиделках являлось также и присутствие в “жировой” избе посторонних людей, обычно ребятишек (которые во время посиделок нередко толпились под полатями, наблюдая за забавами и играми старших), а также пожилых мужчин и женщин: так, например, многие парни сдерживали себя, замечая, что вокруг них и их избранниц, которых они уже собирались заключить в объятия, крутятся ребятишки, младшие братишки и сестренки, которые все примечают, а потом, в случае надобности, не преминут рассказать обо всем матери или отцу. Из-за этого на многих посиделках парни устраивали целые побоища: один брал веник и хлестал не в меру любопытных и мешающих ребятишек, а другой в это время держал дверь и не выпускал никого из избы; после такого наказания ребята, как правило, тут же разбегались по домам, как только их выпускали.

Сдерживающим началом служило, кроме того, присутствие на посиделках парней и девушек из других деревень. Их принимали как дорогих гостей и старались, чтобы все было чинно и прилично. Хозяева “беседы” (т.е. заправляющие всем на посиделках парни и девушки) уступали им место на лавках, а во время танцев следили, чтобы чужие девки не остались без кавалеров и чтобы с парнями-гостями танцевали девки “первого сорта”, т.е. самые пригожие, лучшие в деревне. При этом, однако, во многих местах считали, что если парень из одной деревни ухаживает за девушкой из другой и ходит на посиделки в ее деревню, то должен непременно поставить парням из девушкиной деревни водки в качестве откупа; в противном случае он мог поплатиться побоями и даже увечьями. Случалось и так, что избитый парень подбивал парней из своей деревни на месть, и они являлись в село к оскорбителям целой ватагой, врывались на посиделки, где тут же завязывалась драка; девушки в это время обычно разбегались по домам, а парни выходили на улицу, где дрались уже не на кулаках, как в избе, а “плахами” (поленьями). Такие драки происходили нередко по нескольку раз и кончались либо тем, что “коренные” парни, как побежденные, соглашались принимать у себя на игрищах чужаков “без водки”, либо тем, что они, как победители, “сдирали” с противников водку, которую и распивали на посиделках.

Однако такие побоища возникали не слишком часто. Обычно же собравшиеся на святочных посиделках, и гости, и хозяева, веселились в полном согласии, в частности, устраивали танцы и гадали. Помимо этого, на святки повсеместно принято было устраивать игрища, иногда - целые комедийные представления, где “заводилами”, авторами и актерами были, как правило, деревенские парни. Обычай устраивать подобные игрища был известен еще при язычестве; при христианстве эти игры, конечно, весьма изменились, однако сохранили разнузданность, буйство и свободу нравов (отчего церковь именовала их “бесовскими”). Так, например, во многих местах была распространена “игра в кобылы”, во время которой парни, собравшиеся “на беседу” (т.е. на посиделки) строили девок попарно и, приказав им изображать кобыл, пели хором: “Кони мои, кони, кони вороные...”; затем один из парней, изображающий хозяина табуна, кричал: “Кобылы, славные кобылы! Покупай, ребята!” - а другой парень - “покупатель” - выбирал одну девку и осматривал ее, как на ярмарке осматривают лошадь, после чего сообщал, что он хочет ее купить. Далее шла “торговля”, нередко полная непристойных жестов и неприличных песен; затем “купленная кобыла” целовалась с “покупателем” и садилась с ним. После этого, с теми же жестами и песнями, происходила переторожка, а потом начиналась “ковка кобыл”: один из парней зажигал пук лучины (горн), другой раздувал его (мехи), третий колотил по пяткам (кузнец), а “покупатель” держал “кобылицыны” ноги на своих, чтобы “не ушла”. Игр такого типа существовало немало. Так, не менее, чем “игра в кобылы”, была известна “игра в блины”, состоявшая в том, что один из парней брал хлебную лопату или широкий обрезок доски, а другой поочередно выводил девушек на середину избы и, держа за руки, поворачивал их спиной к первому парню, который со всего плеча бил их по нижней части спины (“пек блины”). Весьма распространена была и “игра в быка”, а также сходная с ней “игра в гуся”. “Игра в быка” состояла в том, что парень, наряженый быком, держал в руках под покрывалом большой глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами быка; ими он и бодал девок, причем старался поддеть так, чтобы было не только больно, но и стыдно; девки поднимали крик и визг, после чего другой парень “убивал быка” - бил поленом по горшку, так, чтобы он разлетелся, после чего “бык” падал и его уносили. “Игра в гуся” отличалась от “игры в быка” только тем, что ряженый парень приходил не с горшком с рогами, а с торчащей из-под покрывала длинной шеей с клювом (имитацией гусиной головы), и этим клювом “клевал” девок по голове (иногда и пребольно). В некоторых местах “быка” или “гуся” заменяли еще “лошадью”: парни наряжались лошадью и “лягали” девок, находящихся в избе.

Более сложной, но не менее распространенной была “игра в кузнеца”. Начиналась она с того, что в избу на посиделки вваливалась толпа парней с вымазанными сажей лицами и с подвешенными седыми бородами, а впереди них шел главный герой - “кузнец”; одет он был только в портки, его верхняя часть туловища была разукрашена симметрично расположенными кружками, изображающими пуговицы, а в руках он держал большой деревянный молот. Следом за “кузнецом” в избу вносили высокую скамейку, покрытую широким, спускающимся до земли, пологом, под которым пряталось человек пять-шесть ребятишек. Кузнец расхаживал по всей избе и хвастал, что может сделать что угодно - замки, ножи, топоры, ухваты и пр., а сверх того умеет “старых на молодых переделывать”; при этом он обращается к какой-нибудь девице “не первой молодости” и предлагает ей “перековать” ее на молодую. Она при этом конфузится и отнекивается; тогда кузнец приказывает одному из ряженых стариков: “Ну-ка ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую”, после чего “старик” прячется под пологом, “кузнец” бьет молотом по скамейке и из-под полога выскакивает подросток, а у кузнеца при каждом ударе сваливаются портки и он остается совершенно обнаженным. “Перековав” всех “стариков” на молодых, “кузнец” вновь обращается к девушкам, спрашивая у каждой: “Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?”; при этом каждая девушка должна что-нибудь заказать, а затем, выкупая приготовленный заказ, поцеловать кузнеца, который старается при этом как можно больше вымазать ей лицо сажей.

Все подобные игры являлись, судя по всему, остатками каких-то древних языческих обрядов, связанных, очевидно, с плодородием и проводившихся в “велесовы дни”. Так, например, святочная “игра в быка” была, вероятно, связана с культом “буй-тура”, “яр-тура”, т.е. с культом ярой жизненной силы. Однако при христианстве эти игры считались, в общем-то, неопасными, не оскорбляющими религиозные чувства собравшихся и относительно безобидными. Но одновременно с этими святочными играми, в народе существовали и другие, также, по всей вероятности, являвшиеся остатками каких-либо древних обрядов и считавшиеся в народе опасными и “страшными”; такие игры церковь нередко признавала кощунственными. Такова, к примеру, была игра в покойника” (в “умруна”, “смерть” и т.д.). Состояла она в том, что один из парней (или даже из взрослых мужиков) соглашался быть “покойником”; остальные парни наряжали его во все белое, натирали ему лицо овсяной мукой, вставляли в рот длинные зубы из брюквы и клали на скамейку или даже в гроб (и при этом нередко накрепко привязывали его веревками, чтобы он, в случае чего, не упал и не убежал). “Покойника” вносили в избу на посиделки четыре человека, а сзади шел “поп” в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымились угли, сухой мох и куриный помет. Рядом с “попом” выступал “дьячок” в кафтане, с косицей сзади, потом “плакальщица” в темном сарафане и платочке и, наконец, толпа провожающих “родственников”, между которыми обязательно был мужчина в женском платье, с корзиной, полной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб или лавку с “покойником” ставили посреди избы и начинали “отпевать” его, причем такое отпевание состояло обычно из “самой отборной, что называется, осторожной брани” и прерывалось только всхлипываниями “плакальщицы” да каждением “попа”. По окончании отпевания, всех присутствующих на посиделках девок заставляли “прощаться с покойником”, и при этом непременно целовать его в открытый рот, набитый брюквенными зубами. Кончалась же игра тем, что часть парней уносила “покойника” хоронить, а другая часть оставалась в избе и устраивала поминки, состоявшие в том, что мужчина, наряженный девкой, оделял всех девиц из своей корзины “шаньгами” - кусками мерзлого конского помета. В некоторых местах та же “игра в покойника” была несколько проще и заключалась в том, что “покойника”, обернутого в саван, носили на святки по домам, спрашивая у хозяев: “На вашей могиле покойника нашли - не ваш ли прадедка?”

К подобным играм большая часть населения (в частности, практически все люди “в летах”) чаще всего относилась с осуждением; решалась же на эту игру обычно только молодежь, а зачинщиками, по большей части, являлись удалые молодцы, из тех, что слыли в деревне “сорви-головами”. Однако даже среди них роль “покойника” считалась нечистой и опасной, на нее соглашались только очень немногие и с большой неохотой. Народные поверья гласили, что человек, который изображает покойника, находится в большой опасности: считалось, что он будет схвачен “умрунами” в лесу и утащен ими неведомо куда. Так, в Вологодской губернии рассказывали, что один парень, рядившийся на святках в саван, был утащен покойником в болото и отдал во власть дьявола; дьявол долго бил его дубинкой, заставляя снять крест и бросить в болото, однако парень, несмотря на мучения, все-таки не покорился и креста с себя не снял, чем и спасся от смерти, отделавшись только увечьями.

Но, не смотря на подобные “страшные” рассказы, бытовавшие в народе практически повсеместно, обычай рядиться покойниками был распространен довольно широко, особенно на севере, причем в некоторых местах (например, в той же Вологодской губернии) покойниками рядились не только молодые парни, но даже и женатые мужики (а изредка и бойкие девки, хотя такое случалось крайне редко), и притом по нескольку человек сразу, так что в избу для посиделок на святки врывалась порой целая артель “покойников”. Иногда они являлись с туго свитыми жгутами в руках, и этими жгутами нещадно, порой до синяков хлестали по спинам приезжих парней и девиц из чужой деревни, а то и вообще всех девок и ребят, собравшихся на беседу.

Святочные игры “в быка”, “в покойника” и т.д. были весьма распространены, однако при этом было известно немало других игр, которыми забавлялась на святках деревенская молодежь; многие из этих игр были очень простыми и веселыми. Такова была, например, “игра в голосянку”, когда один из парней выходил на середину избы и громко говорил: “Ну, давайте-ка, ребята, голосянку тянуть. Кто не дотянет, того за волосы-ы-ы!”; затем он и все другие начинали тянуть это “ы”, а посторонние посетители (ребятишки и пожилые люди) всячески старались рассмешить их и тем заставить прерваться; тот же, кто первым не выдерживал и начинал смеяться или вообще прекращал тянуть свое “ы-ы-ы!”, тут же подвергался атаке всех присутствующих на вечеринке: на него наскакивали и начинали теребить за уши, за нос, за волосы. Схожий азарт вызывала и “игра в молчанку”, состоявшая в том, что по команде: “Раз, два, три”, все парни и девушки должны были замолчать; тот же, кто первым нарушал это молчание, подвергался какому-либо условленному наказанию, например, должен был съесть горсть угля, поцеловать какую-нибудь старуху, позволить облить себя водой с ног до головы или сходить на гумно и принести горсть соломы (что считалось тягчайшим наказанием, так как ушедший мог угодить в лапы гуменника). Если же кто-то отказывался исполнить уговор и подвергнуться наказанию, то его начинали “катать на палках”: для этого несколько ребятишек приносили три-четыре круглых и гладких полена, раскладывали их на полу, а парни валили на эти поленья виновного, подхватывали его за руки и за ноги и начинали катать по поленьям.

Характерным элементом святочных посиделок являлись “святовские” песни, исполняемые только в рождественские и новогодние вечера и предаваемые забвению во все остальное время года (причем в некоторых местах само их пение в несвяточное время считалось грехом). Эти песни обычно сопровождались хороводами и даже своеобразными игрищами; причем, хотя пение этих песен на беседах иногда начиналось уже с Николы зимнего, игрищами оно начинало сопровождаться только с наступлением рождественских вечеров.

Все эти забавы и развлечения обычно затягивались далеко за полночь, и при этом с посиделок нередко отправлялись не по домам, а на гулянья. Так, парни после беседы нередко отправлялись продолжать шалости на улицах. Иногда они просто забавлялись, например, заставляя хозяина выглянуть в окно, а затем перемазывая его метлой, намоченной в жидком конском помете, или стуча по стенам избы так, что в красном углу валились иконы (отчего разгневанный хозяин выскакивал из дома и долго гонялся за парнями). Однако при этом они часто устраивали и “бесчинства”: утаскивали различные вещи, разрушали поленницы дров, разваливали печи в банях, заваливали утварью все выходы из избы и т.д. Подобные действия иногда, вероятно, совершались ради увеселения, однако нередко могли иметь и обрядовый характер: такая разрушительная деятельность символизировала отгон нечистой силы.

Наталья Шапарова

© Babr24.com

ОбществоМир

6841

08.01.2008, 17:33

URL: https://babr24.com/?ADE=42391

bytes: 35055 / 35055

Поделиться в соцсетях:

Экслюзив от Бабра в соцсетях:
- Телеграм
- ВКонтакте

Связаться с редакцией Бабра:
[email protected]

Автор текста: Наталья Шапарова.

Другие статьи в рубрике "Общество"

Блогнот. Перспективы национальных проектов в Красноярском крае

В марте Михаил Котюков поставил перед краевым правительством задачу оперативно переформатировать свою работу с учётом запуска новых национальных проектов, которые Владимир Путин анонсировал в своём президентском послании 29 февраля.

Валерий Лужный

ОбществоПолитикаЭкономика и бизнесКрасноярск

855

29.03.2024

Сенатор Андрей Чернышев высоко оценил итоги работы администрации Братского района в 2023 году

27 марта мэр Братского района Александр Дубровин представил депутатам и общественности отчёт о работе администрации в 2023 году. Событие посетили председатель правительства Иркутской области Константин Зайцев, депутаты Законодательного собрания региона Елена Крыжановская и Тимур Сагдеев.

Алина Саратова

ОбществоИркутск

1468

28.03.2024

Жильцы, на выход! Фирма Левчугова завладела зданием на Трудовой

Общежитие на улице Трудовой, 22 снова стало собственностью «Оазиса». Об этом со ссылкой на прокуратуру Томской области сообщило информагентство tomsk.ru. Неужели жильцам придётся покинуть здание? «Судом кассационной инстанции решение об отказе в иске оставлено без изменения.

Андрей Игнатьев

ОбществоСкандалыЭкономика и бизнесТомск

2817

28.03.2024

Супервосток – и точка

Несмотря на протесты томичей и судебные запреты, городские и областные власти подписали с Томской домостроительной компанией (ОГРН 1027000761040) соглашение о продолжении возведения домов в Супервостоке. Ранее глава региона Владимир Мазур встретился с коллективом ТДСК. Совпадение? Не думаем.

Андрей Игнатьев

ОбществоСкандалыЭкономика и бизнесТомск

3537

27.03.2024

Баброконтроль. «Хлеб-Соль» на Лермонтова: когда вокруг нет конкурентов, можно и полы не мыть

Побывав в «Слате» на улице Лермонтова, 275/11, мы не могли пройти мимо магазина «дочки» сети, причём расположенного практически в соседнем доме (впрочем, как во всех других местах, «Слата» и «Хлеб-Соль» ходят парами).

Алина Саратова

ОбществоЭкономика и бизнесИркутск

4345

26.03.2024

Метро зашевелилось: в Улан-Баторе запущен международный конкурс

В последнее время участились разговоры о строительстве метро в Улан-Баторе. Ранее этот процесс редко заходил дальше разговоров. Отличие же нынешней ситуации в том, что уже прошел первый тур тендера, в котором приняли участие два десятка компаний, большая часть из них – иностранные.

Эрнест Баатырев

ОбществоТранспортЭкономика и бизнесМонголия

4109

21.03.2024

Блогнот. История мусульманского мытарства

Некоторое время назад мусульмане Красноярска опубликовали обращение к президенту с просьбой посодействовать в предоставлении участка для строительства ещё одной мечети в Красноярске. Как известно, в Красноярске всего одна мечеть, рассчитанная на 400 человек.

Валерий Лужный

ОбществоРелигияЭкономика и бизнесКрасноярск

4281

20.03.2024

Безопасность и эффективность полетов: партнерство Mongolian Airlines и Lufthansa Technik

Сотрудничество монгольского бизнеса с ведущими мировыми компаниями в различных сферах стало трендом нового тысячелетия. С каждым годом процесс бизнес-интеграции происходит все интенсивнее. Дошло дело и до авиации Об этом Бабр расскажет в новом материале.

Эрнест Баатырев

ОбществоТранспортЭкономика и бизнесМонголия

4929

19.03.2024

Красноярская экология на все сто: цели достигнуты, а смог остался

В краевом Законодательном собрании обсудили реализацию национальных проектов. В том числе и программу по улучшению экологии в регионе. Руководитель Управления проектной деятельности регионального правительства Елена Брюханова рапортовала, что показатели нацпроекта «Экология» в крае достигли 100%.

Анна Роменская

ОбществоЭкологияКрасноярск

6228

14.03.2024

Монгольский судья в Гааге: новый шаг в развитии правовой системы

Монголия регулярно демонстрирует свою готовность к интеграции в глобальные процессы. Касается это и правосудия, которое считается одним из ключевых демократических институтов. В этом плане март стал знаковым месяцем для монгольского общества, правовая система которого совершила два важнейших шага.

Эрнест Баатырев

ОбществоОфициозПолитикаМонголия

6520

13.03.2024

«Марат» в Иркутске: воскрес и помер?

В январе в Иркутске в реконструированном здании бывшего кинотеатра «Марат» открыли одноименный культурно-досуговый центр. Ради такого события сюда приехало множество чиновников. Начиная с губернатора Игоря Кобзева и мэра Руслана Болотова.

Георгий Булычев

ОбществоКультураИркутск

9467

11.03.2024

Рост подростковой агрессии в Новосибирске: правда или вымысел?

В Новосибирской области признают снижение количества подростковых преступлений. Это, конечно, хорошо, но отмечается другая проблема. Фиксируется увеличение числа тяжких и особо тяжких преступлений. Бабр решил разобраться в возможных причинах изменения статистики преступлений в последние годы.

Адриан Орлов

ОбществоОбразованиеОбществоНовосибирск

3161

08.03.2024

Лица Сибири

Рудаков Олег

Алешин Евгений

Мазур Юлия

Семенов Вадим

Протопопова Наталья

Швайкин Андрей

Кривенко Алексей (епископ Николай)

Маякова Наталия

Дубровин Сергей

Пашинский Сергей